Тайна Млека и Мёда

Тайна млека и мёда, или "жрецы чёртовы, и отец ваш диавол"...

О том, что мы должны знать и то и это, твердят нам со всех сторон. А вот как всё это выучить, бог его знает. Никто не говорит. Ну, да про то, что спасение утопающих есть дело самих утопающих, мы уже за столько веков усвоили. Давайте свои собственные мозги сами и будем обучать...

Жрецам, которых теперь под каждым кустом, как раньше бесов, (кусты они как и люди - тоже жертвами моды бывают), может и дела до нас никогда не было. Ну подумаешь, мелочь пузатая? А может просто много нас тут расплодилось и размножилось, по небесному-то повелению (всё-таки человеческая заповедь!).
Надо сказать, что мы и без неё плодились и размножались бы, но если по повелению свыше, то сразу два зайца убиваем: и нам хорошо, и шефу приятно, что по доброй воле подчиняемся. Глядишь и другим заповедям, которые не совсем человеческие, не так сильно сопротивляться будем, в благодарность вроде.

А убивали как зайцев многих, вот и того который пришёл, чтобы спасти нас убили. Он когда пришёл, говорит: убьёте вы меня, но вы это тоже по повелению, так что валяйте, я всё равно воскресну и при случае ещё прииду и поквитаюсь с вами:«Жрецы чёртовы, и отец ваш диавол!» Так и сказал, чесное слово!
Он и вправду воскрес и когда уходил, то грозился вернуться. Человек двенадцать, ну может чуток поболе, слышали это, да рассказали кому сколько успели. День этот запомнили многие, и даже записали это, что хоть кто-то как-то кулакам этим жрецам пригрозил и наказать пообещался.

Но как прошло много времени, очень много, то празднуя день такого большого значения: кто-то отважился погрозиться кулаком этим чёртовым жрецам, то стали, втихомолку сначала, выставлять к празднику в день воспоминания этого знаменательного события, как декорацию, кроликов. Мол смотри, как они тоже плодятся и размножаются, хоть и живут в страхе и трепете перед каждым кустом, а радости не теряют.
Вот только никто не объяснял, чему же всё таки эти кролики радуются. Думаю, что кролики эти тоже проделки жрецов.

Они ведь тоже этот день празднуют, да только в обратном смысле: вот мол, вернуться грозился, а его как не было, так и не будет. Он нас три года постращал, а вы его за это три тысчи лет ждать будете! А и впрямь уже две прошло, а мы всё на него надеемся. Уж и не знаю к добру ли приходил он. Не было б его, так за эти тысчи то лет, мы бы и сами додумались бы до чего. А то как заколдовали нас им: или ждите или как он делайте! Да вот все, ведь, кто как он делали, сгинули сами и нам не полегчало. А жрецы эти, чётровы, они даже для пущего издевательства над нами, кроликами, ввели даже новое летоисчисление от дня рождения этого «смельчака». На столе в этот день свинячья голова: вот мы вам какую подложили! И никакой пользы от ваших кроличьих мозгов вам нету даже это уразуметь. И поэтому, каждый божий год, как он заканчивается, будем вам всё в деталях, что как было показывать. Детей с измальства этому учат, а нам, взрослым напоминают. Головукам нашим, от таких напоминаний, на что другое ни сил ни времени уже нету. Одним словом – жрецы! А нас ну и впрямь как кроликов...Что хотят, то делают. Жрут они разумы наши и чаяния наши, а мы как овцы приученные.

Никак не разберу я этого: нравится нам это, что ли? Или какую селекцию с детства проводят? А может оно и так, говоривали же когда-то, что это мы сами «шшш-колу» придумали, молчи мол коло, это для схоронности, до времени это. Да только здаётся мне, что это больше на «шиш тебе, коло, твои дети тебе достанутся» похоже. Давно я эту думу думаю, а вот справиться где – прав али нет- негде.

Слыщал я, что мудрые, из наших людей, для памяти, собирали записи про то, как сподручнее, без калецтва, друг с другом жить. Да только жрецы сильно не любили все памятки, что мы до их времени неплохо жили лет тысч пять, попрятали они их все сначала: в кролячьих норах попортятся, а мы с них копии для сохранности снимем. А потом и поуничтожали втихаря.

А далее и вовсе чего придумали: стали говорить про нас, что у нас и буков то, собственных, никогда не было, да и записывать нам вообще нечего, поскольку не способные мы за цивилизацией ускакать. Потому как она, эта цивилизация, покрупнее зверь будет, и не по нашии это, заячьим зубам будет.

Очень странно это для меня было, потому, что где-то в памяти сидело, как заноза, что мы больше на медведей походили когда-то, потому как питались на подобие медведей: мёдом да ягодами, прочими лесными запасами. Мы их мед-ведами то и прозвали за то, что они у нас мёдом ведали. Аж сейчас вспоминать сладко этого ведуна медового. Самим–то, без щубы, в пчелиное гнездо никак не сподручно лезть, а ему ничего. Умел договариваться с ними. Пчёлы то сразу ни в какую, а потом отходили.

Дедуша мой мне рассказывал: каждый медведь такое словечко мог шепотом молвить пчёлам на лесном наречье, что мол для наших это деток. Вот пчёлы то и уступали, да ещё подводили мёдодобытчика к тому соду пчелиному, что пополней было, а зверюга эта, так аккуратно выламывала этот улеёк и к нам в селенье несла. Ну и мы тоже не без понятия. Заготавливали эти соды из хорошего дерева, знали каким пчёлы в нашем лесу пред другими деревьями почтение отдавали, да красиво так делали. И для себя и для пчёл.

С ними потом медведя отправляли в лес обратно к пчёлам. Они там вместе как-то и решали где какое место выбрать для нового гнездовья, мы не вмешивались. Как они там меж собой сообщались не знаю, их это дело было, мы только присматривали не нужно ли укрепить новый содъ, чтоб ветром не сбросило, или ещё что. Старые то соды мы себе для всяких домашних надобностей оставляли, новым семьям по-соду от двора дарили всегда, духмянь от них медовую в новый дом они с собой приносили. Дерево сода многие годы его держало.

А мы мальчишки очень любопытствовали, как же этот наш мед-ведун всю дорогу с мёдом шёл и ни разу его не съел. В засадах сидели, медвежьи стёжки выслеживали, когда что цвело вынюхивали, об заклад бились с какой стороны леса урожай понесёт медведь по весне в этот год, а с какой по осени. Много мы так узнавали про мир вокруг нас, видеть и слышать учились. Что когда цветёт и зреет, что ветром или непогодой в другое место унесётся.

Не говорил никто нам, что мол бог дал, а потом передумал и взял да испортил, что б нам радости не было. Играли мы вроде, а что учит нас Вещий Лес уму разуму так это мы потом понимали.
И родители подзадоривали нас на со-ревновать друг с дружке в этом кладоискании. А потом и сами учили нас видеть, как пчёлы «читают» дерево и какое выбирают, «по-чтению» пчёл и уваживали их.

Но вот как же медведун наш справлялся с желанием съесть мёд по дороге, узнавали мы только, став старше, когда понятие приходило, что голод не самая большая сила, а мёд не единственная сладость в жизни. Я когда понял это и интересоваться стал, сперва долго возле Дедуша своего молча крутился. Он мне плошку с мёдом подсунет, а я отворачиваюсь. Он с другого боку, а я и вовсе в другую сторону гляжу или из избы и ухожу. Долго мы так в эту медовую игру играли, две полных луны. Он то проверял просто, не хвораю ли я. А я доказывал ему, что пришло и впрямь мне время знать секрет Млека и Мёда. Я в свою мужскую зрелость входить начинал и уже не только живот мой требовал пищи, но и душа просыпалась.

И вот однажды предупредил меня дедуша мой, чтобы я готов был и что дня через три-четыре пойдём мы с ним туда, куда наш медведь мёд приносит. Очень ждал я, час каждый вроде как на кожей чувствавал движение земле по небу. Время мне тогда впервые живым показалось. И вкус у него, и запах был...
Когда же мы к месту пришли, не объяснял мне дедуша ничего, видел, что глаза у меня как светильнички были, наверное в темноте бы светились. А он мне только показал на мальцов смотреть, которые там под ногами всем мешали. Малыши то первые должны были отпробовать мёд.

Это я и раньше знал и ошалел даже, думал подшучивают надо мной, что за секрет во сём этом? А без пояснения так бы ничего и не понял наверное, уж больно привычная картина была перед глазами. Солнышко светит, дети малые вокруг, матери за ними невзначай приглядывают, старцы неподалеку сидят, беседуют неспешно. Потом пришёл мишка с содами, приняли у него мёд, на разложенные кругляшки древесные по немногу положили, дети малые стали подходить и брать по одной для себя, потом садились где-нибудь поблизости и... ну всё как всегда! Мне сначало плакать хотелось от досады, а потом и разморило, я уж и заснул почти, потому что расслабился.

- Смотри, - обнял меня дедуша за плечи. – Примечай, детки, что блюдца, где уж больно много мёду было взяли, теперь на руках у ладушек наших сидят. Не дополучили они любви где-то вот и берут мёду поболе, а им другое нужно! Видишь, как их все, кто рядом по головке поглаживают, пестуют, пальчики им да лобики, целуют.

Удивился я очень: неуж-то так легко в детскую душу заглянуть? Проняло меня простотой этой, аж до кости. Смотрю на деда во все глаза, сон как рукой сняло!

- А дальше, деда, дальше!

А он улыбается сам и на меня так смотрит, что взгляд этот мне до сих пор снится иногда.

- Вон детки, что мёд съели, а блюдца там же и побросали, видишь их к старцам ведут и с матерями разговор ведётся всё ли в порядке в семье, не слишком ли жёстко ребёнка воспитывают, что он норовит правило нарушить как только на него никто не смотрит...

Дед молчал после этого долго, а я приглядывался, глазами впитывал этот новый для меня алфавит. Раньше читать умел только пчёл, да муровьёв, ну там ещё съедобное всё в лесу и в поле, а тут... Дух у меня захватило... читать то можно и души людские, видеть если болезнь какая или беда где-то подкарауливает... Старался запомнить все детали, все казались такими близкими и родными... и так сладко от этого было!

Тут я только заметил, что у меня в руках кружок деревянный для мёда, только мёд-то я уже съел и не заметил даже... Посмеялись мы с дедом тогда в волю, эту нашу медовую игру вспоминали, как он мне мёд подсовывал, а я всё отворачивался... а тут сладость на устах только только на себя внимание обратила пока душа наслащалась... я вроде как взрослым стал...

Тут дед опять меня за плечи обнял и говорит:
- Вон посмотри, пока мы с тобой хохотали, детки постарше пришли мёдом полакомились... присмитрись к тем, что мёд съели и деревянные кружки вымыли, а теперь пальчиками наощупь линии на них изучают... Видишь, интерес у них к ним не спроста, к самому этому блюду, потому как название это от бога люду данное, и не только для мёда...

Блюдо то мне волшбный мир Дома открыло! Дедуша мой словно знал, чем меня пронять, когда с поклоном другое блюдо с мёдом в руки мне передавал...
Мне и сегодня кажется, когда больше неоткуда помощи ждатъ, что это я ему мой страх и муки души моей в руки отдаю, когда в мыслях оживляю это...

Вот он стоит передо мной, большой и сильный и мудрый, и знаю я его, и всегда он был рядом и... вот руки обе ко мне от всего себя протягивает, чтобы я на них пустую плошку положил, а я как в тумане... Кажется мне, что это я в его руки все свои тревоги и заботы возлагаю. И не сомневаюсь... Первый раз я тогда в жизни и сам поклонился! Плошку передавал, как кому-то совсем другому, сильному и доброму и родному неизмеримо.

Никогда нас детей кланяться не учили, а если мы к кому из старших приставали, отмахивались они от нас: мол разговор это такой, за-душевный, между теми, кто кланяется, идёт. Если не с тобой говорят, то всё равно не услышать о чём, да и правил для научения нет никаких, а это те, что стоят за нашими душами меж собой речъ ведут.

А когда я принял от него то малое блюдо...
До самой ночи не выпускал я его из рук. Наверное и заснул бы так, но отец успокоил меня, сказав, что блюдо это под кровом у меня теперь. Я сначала подумал, что это он меня дразнит, вроде я дитя совсем малое, неразумное, и только головой замотал, а блюдо ещё крепче к себе прижал. А он рассмеялся и говорит:

- Смотри, у тебя над головой кров, а лежишь ты на кров-атъ, а в тебе течёт и жизнь твою сохраняет кровъ... А маму Велеса, Господа нашего как зовут, помнишь?

А я и впрямь соображал плохо в тот момент... Про млеко на небе, ну даже совсем малые дети знали, а какое отношение К(о)рова, матерь бога нашего, Велеса, к моему блюду имела, до меня только к утру дошло. Снилось мне что я сплю под открытым небом, на поляне в лесу, но сплю не по настоящему потому, что вижу и слышу как они говорят меж собою...

- Дар божий ему сегодня таки знанием своим в кровь проник... Младец он уже у нас, душой своей многое вместил сегодня... Да, жива сила тайны млака и мёда... Помнишь, как мы сами ею наслащались...

- Ты его не буди завтра, пусть поспит сколько его Крова под своими Покровами продержит... Теперь ему пожалуй, можно объяснять, что небо это «не бог», а к зиме ему уже и в звёздную колу пора идти...

Ко мне с распросами – что это я за слово такое секретное знаю,– стали приставать после истории с уборкой чердаков. Шуму было много но, всё-таки заметили, кто верховодил...
А мы подумали просто, что если во всех избах на чердаках порядок навести, то всем с Кровой перед сном будет веселее общаться. Но ничего не вышло у нас из этого...

Как подходили целой оравой к избе и чинно спрашивали можно ли нам в избе чердак прибрать, то у хозяев сначала глаза круглые были. А потом они тоже нам чинно отвечали, что у них на чердаке прибрано и они не забывают поговорить с Кровой перед сном. Вот мы и шли к следующей избе. Когда к пятой подходили, то тут и ладушки-младушки, и ладушки-молодушки, и мамушки, и ладушки-старушки нас всех по одному и разобрали.

Вот и стали приставать, что бы я им рассказал, почему мы такие все важные ходим и даже когда бегаем вид у нас важный? И зачем это мы, такие важные, по чердакам всей оравой собрались лазать. Я на распросы эти, глупые, не отвечал. Видел, что переполох в селенье, но только причём здесь мы были?

Вечером, когда с родителями за столом сидели, они мне пояснили, что в селенье переполох потому, что всё селение переживает: как это нам, детям, в голову пришло, что с Кровой они не в ладу? Жалко мне всех стало, что они так заволновались, и захотел рассказать. Только сначала трудно было: вот так, всё просто, рассказать и чтобы никто не запутался.

- Ну, я однажды захотел в гости к Крове пойти, во сне. Она же моя Мадуша!

Родители удивились очень, на меня смотрят и переглядываются, думают, наверное, что это я их разыгрываю, или, что у меня самого ображение разыгралось.

-А как же это ты такое придумал – в гости к Богородице напрашиваться?

Ну вот, - вздохнул я. -Ты же сам мне тропинку показал.

Не понял отец, смотрит на меня вопросительно, а я порядок мысли стараюсь не нарушить, чтобы не сбиться.

- Когда ты мне про кров и про кровъ и про кров-ать рассказал и что К(о)рова, Богородица нашему Господу Велесу и у нас самая главная Ладушка. Боязно сначала мне было. Она же Богородица, а я мальчик, ещё дитя малое,-пояснил я важно им. – А Она со мной тоже не разговаривала сначала. Но только после того как узнал я от тебя про кров, интересно стало смотреть на него: а что там дальше, выше. И кров-ать совсем другая стала, а то мне всегда жалко было на самом интересном всё бросать и спать идти. И слушать как кровь пульсирует на теле и в каких местах поближе к моим пальчикам подходит. Она наверное тоже расказать, что-то хочет про то, что у меня внутри. Но я ещё не понимаю.

Так подробно я им оъясняю, а они всё-равно не понимают, как это с уборкой на чердаках связать, и зачем же мы всё-таки всё это затеяли...

- Я к ней в гости попросился, чтобы в её избе побывать...

- А Богородица что?- в один голос спросили родители.

- А Она сказала, что ещё не время мне в избу к ней приходить,.. и что дело у Неё есть до меня здесь,.. и что Она моя Мадуша,.. и что есть другие Богородицы на земле, и что... здесь я заснул совсем...

Вздохнул я опять тяжко и перешёл к самому сложному... не знал я, что это за Дело у Неё до меня было, как ни старался, никак вспомнить не мог...

- Я и думал, думал, но никак не мог вспомнить, что слышал. А потом подумал, что если я плохо слышал, то наверное, и другие в селенье тоже не могут Её расслышать, -тут я так опять вздохнул тяжко, а потом продолжал. -Наверное это и было то Дело, которое у Неё до меня есть...

А родителям моим опять всё сложным показалось и непонятным, но потом я им рассказал как мы решили все вместе: чтобы с неба слышно было лучше, мы пойдём и расчистим чердаки.

-А почему именно чердаки?

-Потому, что мы хоть и мелкие совсем, но нас же много – значит справимся если каждый по немножку. А с чердаков решили начать,чтобы крову в избах легче было, а тогда кровь у людей веселее по ним бегать будет! Нет, я забыл, это она внутри у них не будет на одном месте застаиваться. А от этого даже и болезни некоторые проходят. А когда болеть меньше станет в разных местах то от этого им кров-атъ будет мягче, и спать интереснее. И сниться им будет что захотят и тогда Крова для всех тоже обязательно станет Мадушей.

А ещё пояснил, как мы готовились и сами учились так с Кровой говорить, чтобы Она наши желания не только во сне, но и в яви «осовещусутьвляла». Слово такое трудное, мы его только по слогам произносим, чтобы не перепутать и части его не потерять. А делали мы это когда потихоньку выходили ночью, по нужде буд-то,
а сами стояли под открытым небом и загадывали желание.

Чтобы знать получается у нас или нет, мы на каждое желание камешек или шишку находили и на заветную полянку бегали. Там две кучки камешков у нас есть. В одной камешки или шишки за каждое «просуть молвленное» у Кровы, а в другой за каждое «осовещусутьвлялённое». Здорово так получается, только необычно немного.

Тут мама руками всплеснула, от ужаса, и их к обеим щекам приложила.

-Да что же вы, дети наши родные, по ночам в лес сами бегаете?

- Неет, мамочка,- успокоил я её.- Ну что ты! Это мы только в начале по ночам под чистое небо станавились. А потом Господь Велес научил нас правильно форлемуровать, нет - формуролевать желание. А то если форле-мурле пожелать, то его никто и не расслышит, или исполнится обязательно не так как думал из-за своего же форле-мурлешества.

-А как же правильно формулировать желание своё надо? - заулыбался тут отец.

...

Родители мои переглянулись друг с другом и вздохнули облегчённо. Дедуши не было в селеньи в это время, а им нужно было в гости сходить, вот мы втроём и решили, что пока он не вернётся, я никаких Дел затевать не буду. Но если ещё прийдёт Благо-Словие, то я им расскажу. А сейчас я пойду спать и во сне далеко от дома удаляться не буду... Я пошёл спать...

А вскоре мне отец начал показывать как Тар-ёлка делается. Вместо ёлки могло быть и другое дерево, только любили мы, дети, дерево это. Поэтому я решил выбрать всё-таки ёлку. Заслуживала ёлка этого.
Ветки на ней невысоко растут и мы дотянуться могли, когда украшения развешивали и не падали они с неё. А нам детям очень важно это было, чтобы красиво. Моя вон, меньшая сесричка, ещё и ложку в руке держать не могла, когда её первая серая сень пришла, а уже рандашками цветными да пальчиком рисовать начала. И не учил её никто и даже не показывал, она сама вроде как знала.

Мама смеялась тогда:

-Хорошо, что отец у нас уже «опытный» и загодя, ко времени серой сени, всё ей для рисования зготовил, не приходится нам ни стены отмывать, ни одежду от травных красителей.

Я тоже смеялся потому - это они про первую в моей жизни серую сень вспоминали.
Серая сень мне очень мешала – это я помнил, вот и начал украшать окна в доме и стены снаружи красками разными. А они не ожидали никак этого от меня так рано. А я думаю, что и совсем не рано. Это время года даже так устроено: из дома не выйдешь! А если выйдешь – что там делать? Смотришь, смотришь, а всё красивое только опадает.

Мы маленькими на все деревья украшения вешали, а потом ёлкины иголки понравились нам. Ёлка их не сбрасывала, а у всех остальных деревьев под серой сенью, наверное, желания украшать себя пропадало, вот они и наши украшения сбрасывали.

Ладушка из старушек, у которой мы в избе всякую ёлкину красоту делали, приговаривала нам...

- Серую сень нам Вещий Лес даёт для развития ображения...
-Чтобы мы сначала красоту во природную очию видели, ну как природа сама себя видит и нам показывает, а потом во своё-образное красоту изнутри себя доставали.

А ладушки из младушек, которые старушке помогали, устращали нас, чтобы мы пуще старались:

- Если бы красоту и тепло всегда кто-то другой нам создавал, а сами мы ничего бы не делали, то превратились бы в медведей: чуть что сразу в берлогу...
и заснёшь как медведь... Не добудить потом...

Очень нам не хотелось в спячку как медведь... потому, что ждали белую сень, которая землю покроет...

- Медведи ничего сами не творят и после лета любят только золотую сень, а как сень серая и неприветливая приходит, они по берлогам, спать идут вместо того, чтобы с Дажьбогом мысли и планы свои с самим собой середоточивать. И белую сень никогда не видят и ей не радуются!

Мы сначала всё простое делали, просто нам шишки нравились или листочки красивые, и хотелось это опять на дерево повесить.
Потом и правда во своё ображение начинали пробовать...

А когда дети красоту видеть начинали, а руки за глазами у них не успевали и получалось ну совсем не то, и совсем некрасивое... рёв на всю избу начинался!
Тогда и старушка и младушки утешали нас...

-Опять вы спешите всё сразу! А с красотой так нельзя, красота расти тоже должна!
Ей вместе с вами это делать надо!

Так ёлка в нашей жизни учила нас во-ображению. Когда я свою первую Тар-ёлку Дедушу принёс, чтобы он меня похвалил, он посмотрел на неё задумчиво и сказал:

-А знаешь ли, мал сосудец, да через него ты ко Времени и Мере при-частным стал! И к стране нашей великой, ТАРТАРИИ, что меж великими океанами лежит... Да только загадка это моя тебе будет. Сам попробуешь разгадать?